Юлия. 1941 год

Война-разлучница

Рассказ

Юлька родилась первого сентября 1922 года в белорусском городе Гомеле, из которого по окончании семилетки уехала учиться на медицинского работника в город Москву.

Шёл 1940 год… Юлия Старовойт училась в медицинском училище, рядом с которым и жила. Как и вся молодёжь, бегала на танцы.

В один из вечеров её пригласил на танец симпатичный, необыкновенно красивый, галантный юноша в форме лётчика-курсанта. Как-то не вязалась его внешность со скромным характером. Но это был не только миловидный, скромный парень – он ещё и пел очень задушевно. А как танцевал! На разных конкурсах – только призовые места.

После первой же встречи с молодым человеком, девушка поняла, что влюбилась. По-настоящему. Очаровал её этот неотразимый по красоте курсант. А он – он тоже не остался равнодушным: девушка глубоко запала в душу. Серьёзная красавица, с густыми, пышными, волнистыми белокурыми волосами сразу привлекла его внимание.

Закончив первый курс медицинского училища Юлька собралась уехать домой на каникулы. Соскучилась по близким. Дома ждали сестра, два брата, папа и мама. Были взяты уже и билеты на поезд на 30 июня 1941 года.

Утро принесло беду – началась война. В это даже не поверилось, но тут её лётчик-курсант, Евгений, забежал проститься: «Ухожу на фронт!». Юля прощалась с любимым в смятении чувств, в тревоге.

Молодые люди не успели даже хорошо узнать друг друга, но были убеждены, что это Любовь. Простились и обещали писать письма.

Поезда до Гомеля не ходили. Билет вмиг повзрослевшая Юля сдала.

Студентка, будущая медсестра осталась в Москве. Пошла с подругами в военкомат, чтобы их отправили на фронт. Там сказали, что они и в Москве нужны. Девушек отправили копать окопы, заготавливать топливо для Москвы, дежурить на крышах, чтобы тушить зажигалки – так назывались зажигательные бомбы.

Когда началась учёба, то работы ещё больше прибавилось: немец рвался к Москве, поступали раненые: все, кто оставался в городе, – стали дежурить в госпиталях.

Юлечка, уставая до полуобморочного состояния, как, впрочем, и остальные, работала в городской больнице номер 40. Им было трудно, но на фронте ещё тяжелее приходилось солдатам. Им писали письма, отправляли посылки с платочками, рукавицами, носками.

Юля писала и ждала ответных писем от Евгения.

Как только отогнали немца от Москвы, Юлию Старовойт командировали на помощь осаждённому Ленинграду: 1 марта 1942 года Юлия уже была в пути.

«Дорога жизни» – одна из примечательных страниц героической обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Так назвали ленинградцы путь через Ладожское озеро, проходивший зимой по льду, когда лед достиг такой толщины, которая допускала транспортировку грузов любого веса, и летом по водной глади. Это был единственная дорога, связывавшая с сентября 1941 по март 1943 года блокадный Ленинград со страной.

До войны в Ленинград по множеству железнодорожных линий и веток каждый день прибывала не одна тысяча вагонов со всякими грузами, по рекам и каналам шли пароходы и баржи – с дровами, углем, нефтью, мукой, крупой и многим другим. Линии передач несли электрическую энергию со станций, расположенных на Волхове, Свири, в верховьях Невы. С началом войны все эти пути были перехвачены врагом. Огромный поток грузов иссяк.

Продовольствие и боеприпасы стали доставлять по воздуху, но это была капля в море. Взять нужное число самолётов было негде. Тогда было решено создать новую линию снабжения через Ладожское озеро. Враг стоял на южном и северном его берегах, свободными оставались западное и восточное побережье и между вражескими армиями, существовала узкая полоса – путь по воде. Прежде этот путь мало использовался; Ладожское озеро суровое и бурное, судов, пригодных для плаванья по нему было немного. Баржи водили по каналам, в обход озера, но теперь и каналы попали в руки врага. Оставалась Ладога.

Осенью 1941 года начались перевозки через озеро. Потом по нему пролегла знаменитая ледовая трасса – «Дорога жизни». Зимой 1941-1942 г. она была единственным средством сообщения Ленинграда с Большой землёй. По ней проходили эвакуация населения и промышленного оборудования из Ленинграда, доставка в город продовольствия, топлива, подкреплений, боеприпасов, вооружения…

В течение пяти месяцев ни днём, ни ночью, в пургу и в лютый мороз, невзирая на жестокий огонь врага, на дороге ни на минуту не прекращалось движение – шёл транспорт с бесценными грузами для Ленинграда. Общее количество грузов, перевезенных в Ленинград по "Дороге жизни" за весь период её действия, составило свыше 1 млн. 615 тыс. тонн; за это же время из города было эвакуировано около 1 млн. 376 тыс. человек. Для подачи в город нефтепродуктов по дну озера был проложен Ладожский нефтепровод.

Немецко-фашистское командование прилагало большие усилия, чтобы парализовать "Дорогу жизни". Она подвергалась систематическим ударам авиации и обстрелу тяжёлой артиллерией противника, который пытался также перерезать магистраль высадкой десантов и постановкой мин; все его попытки были отражены советскими войсками.

За два года напряжённой работы этот эвакопункт пропустил на Большую землю и тем самым спас жизни не менее 1 миллиона человек.Ленинградцы навсегда запомнили Кобонский храм, ставший для них зримым символом спасения, символом «Дороги Жизни». (По материалам РИА-Новости).

Ехали туда долго: всё время «Дорогу Жизни» бомбили. Когда переехали Ладогу, то очутились просто в аду!

Ленинград…Кругом трупы, обстрелы не прекращались, постоянные налёты самолётов… Не было ни света, ни воды, ни тепла.

Некоторые жители города замерзали в постелях. Квартиры нечем было отапливать. Иногда люди разводили костры прямо на полу в квартире, бросая в них книги и всё, что могло гореть, «отапливая» помещение, согреваясь таким образом. В зиму с крутыми, трескучими морозами это мало помогало, но хоть создавало видимость тепла.

Многие окна домов зияли чёрными пустотами: выбитые стёкла нечем было заменить, разве что сохранившимся одеялом или каким-нибудь тряпьём.

Лифты не работали. Людям тяжело было подниматься в свои квартиры. Часто звучала сирена тревоги. Обессилевшие от голода-холода ленинградцы мужественно переносили блокаду. Город не думал сдаваться. Бесконечно долгих девятьсот блокадных дней пережили. Жаль, – не всем посчастливилось дожить до освобождения города…

Юля ходила по всем вокзалам, по тропкам в скверах и парках – собирала трупы.

У Невы извивались громадные очереди из измождённых ленинградцев, которые стояли с бидонами, вёдрами и, набрав в них воды, волокли домой на саночках, если у кого они были.

Везде валялись трупы умерших, закоченевших детей, стариков, женщин, которые шли на Неву зачерпнуть воды и обессиленные падали, пытались, но не смогли больше подняться. Иные падали рядом с саночками: бидоны, вёдра опрокидывались, вода разливалась, тут же превращаясь в ледяную корку. Мёртвые лежали, словно в хрустальных коконах. Кто не мог подняться, – вода тому уже не была нужна… И хоронить умерших некому было. Если отыскивались родственники, то на саночках увозили на ближайшее кладбище или хоронили их просто в ближнем скверике. Земля была каменной, не хватало сил выкопать глубокую яму…Людей, чей путь обрывался внезапно, занесённых снегами, находили весной, когда таял снег.

Юлия ездила из одного конца города в другой конец – она работала в поликлинике. Лечить людей нечем было: лекарств не было. Казалось, из всех доступных лекарств только и было душевное тепло, сочувствие и сострадание! Иначе б не выдержали ленинградцы.

А сердце Юли к тому же томилось и от неизвестности, тревоги: где Евгений? Жив ли? Не в плену ли?.. Великое чувство любви заставляло бороться и приказывало выжить. Ребята потеряли друг друга, как это случалось в то страшное время с миллионами людей… Письма не доходили. Фронт всё время передвигался, почта не успевала находить адресатов. В те дни тяжело раненый Евгений, находясь в госпитале города Кисловодска, писал на все фронты, также разыскивал свою любимую.

В один из счастливейших дней Юлия получила от милого письмо. Этот день она запомнила навсегда! Душа, переполненная радостью, трепетала. Радость била через край, так как в последнее время её было мало: Гомель был оккупирован немцами, с родителями никакой связи не было. Юлечка, горячо любившая своих родных, давно их не видевшая, переживала и тревожилась: как там они… Так что получить письмо от любимого – праздник! А в письме столько слов о любви, словно и не идёт страшная война, столько нежности и отчаяния, что они не могут тут же, сию минуту, встретиться! И успокаивала только надежда на то, что война вот-вот кончится! Она не должна продолжаться вечность!

Юля взывала к Всевышнему:

– Господи, ну сделай так, чтобы войне скорее пришёл конец! Я должна встретиться с Женей! Я люблю его! И он меня любит! Война – это противоестественно! Мы созданы для того, чтобы Жизнь продолжалась на Земле. Господи, если Ты есть, если всё видишь, не дай умереть нашей любви!

На фронте всякое бывает, может ранить или убить. Война есть война. Молодая, крепкая Юлия не избежала горькой участи: была ранена. Пролежала в ленинградском госпитале шесть месяцев, а затем её эвакуировали обратно в Москву. Всё это время тоска заливала сердце щемящей болью. Только надежда, только любовь согревала начинавшие таять надежды. Их везли в Москву. На этой дороге и догнала её весточка от Евгения.

Долгожданная встреча двух влюблённых сердец произошла только в 1943 году в Москве. Юлия уже поправилась, подлечилась и снова стала работать медицинской сестрой в той же больнице номер 40.

За свой доблестный труд Юлия Ивановна награждена медалями «За оборону Москвы», «За оборону Ленинграда» и другими медалями.

Есть у неё шестнадцать медалей. Самые дорогие награды – за оборону наших столиц.

Обретшие наконец-то друг друга влюблённые собирались пожениться восьмого или девятого мая 1945 года, но … не пришлось: помешало «ЧП»: на радостях по случаю Победы Евгений палил из всего, что могло стрелять, и дострелялся: его забрали и посадили на гауптвахту. Но об этом – в другой раз!

Поженились Карташёвы второго июля 1945 года.

Шестьдесят три года шагают вместе! Рядом и в беде, и в радости…

Август 2006